Денежные молекулы

Венчурные инвестиции в сфере биотехнологий и медицинского оборудования в США только за 2011 г. составили $7,5 млрд. В России – меньше $20 млн. Перспективные разработки лекарств в России есть, но внедрять и продавать их большинство ученых не умеют.

 

«Роснано» и специализирующаяся на медицинских проектах управляющая компания венчурных фондов Domain Associates пообещали вложить по $380 млн. в разработку, производство и продвижение лекарств и медицинских изделий в России. Большая часть этих денег ($570 млн) – инвестиции в два десятка американских биотехнологических компаний, занимающихся разработкой препаратов для лечения сердечно-сосудистых, онкологических, инфекционных и других заболеваний, а также диагностического оборудования. Первую сделку закрыли летом: они вложат до $40 млн. в американскую Coda Therapeutics, разработчика препарата для лечения хронических язвенных заболеваний.

 

«Роснано» – один из крупнейших российских инвесторов в сфере медицины и фармацевтики. Претенденты на инвестиции «Роснано», по словам ее управляющего директора Ольги Шпичко, должны разрабатывать препараты для лечения неизлечимых или трудноизлечимых заболеваний; разработки должны находиться на достаточно поздних стадиях, когда на ограниченном числе пациентов уже доказана эффективность и безопасность препарата.

 

Пять лет назад, когда «Роснано» только начинала работу, компания функционировала в режиме «открытого окна», т. е. рассматривала все поступающие заявки, рассказывает Шпичко. Сейчас, по ее словам, целенаправленным поиском потенциальных объектов для инвестирования в области медицины занимается целая команда. Впрочем, и все поступающие заявки по-прежнему рассматриваются. Больше всего проектов приходит из-за рубежа, например из США, говорит Шпичко. Но сейчас 80% проектов в портфеле, которым управляет Шпичко, – разработки российских компаний.

 

Из девяти разработок в портфеле другого венчурного инвестора – Maxwell Biotech Venture Fund (фонд, инвестирующий в сектор медицины и здравоохранения) у семи проектов зарубежное происхождение интеллектуальной собственности и только у двух – российское, рассказал управляющий партнер фонда Дмитрий Попов на конференции Pharma Russia, организованной «Ведомостями». Восемь разработок, по его словам, в терапевтической области и одна – в области медицинских изделий.

 

Где лидеры.

 

Бесспорный R&D-лидер в фармацевтической отрасли – США, признают опрошенные «Ведомостями» эксперты. По данным World Intellectual Property Indicators за 2010 г., в этой стране в 2003–2008 гг. было зарегистрировано 21 347 фармацевтических патентов, это почти в 6 раз больше, чем у ближайшего конкурента – Японии (3679), и немногим больше, чем во всем остальном мире (21 303).

 

Лидерство Америки объясняется колоссальными инвестициями в отрасль со стороны государства и частного сектора, говорит гендиректор Roche в России Милош Петрович. В США в 2011 г. венчурные инвестиции в сфере биотехнологий и медоборудования составили $7,5 млрд, в России – меньше $20 млн, говорил управляющий директор Team Drive Антон Гопка (управляет совместными инвестициями «Роснано» и Domain) на Pharma Russia.

 

В числе других преимуществ США менеджер по научному сотрудничеству Roche Марина Грановская называет децентрализованную систему администрирования университетов и научных институтов, независимую и высококонкурентную систему распределения грантов, а также формирование научных парков, дающих возможность создавать мультидисциплинарные проекты и развивать технологии.

 

В США, странах Евросоюза и Японии создана высокотехнологичная инфраструктура научных разработок и их внедрения, базирующаяся на эффективной системе финансирования, согласен гендиректор Boehringer Ingelheim Иван Бланарик.

 

Молекулы за розовыми очками.

 

Говоря о российских разработках, которые могут стать лекарствами, надо снять розовые очки: Россия не готова к этому с точки зрения научных разработок, бизнес-экспертизы, защиты патентов, считает Попов.

 

«Мы смотрели на российский рынок разработок, но пока ничего не нашли», – признался гендиректор компании «Р-фарм» (выстраивает вертикальноинтегрированный холдинг – от разработок до дистрибуции лекарств) Василий Игнатьев. Компания, по его словам, решила развивать направление R&D самостоятельно, сейчас разработками занимается группа ученых – выходцев из России, Китая и США.

 

Основная проблема – в многолетнем недофинансировании научной отрасли, считает Бланарик. После распада СССР была фактически ликвидирована советская система поддержки и внедрения научных разработок, напоминает он.

 

В России есть перспективные разработки, возражает Михаил Гетьман, вице-президент по научной работе и регуляторным отношениям «Новамедики» (научно-производственное подразделение «Роснано» и Domain). Но из двух составляющих research & development российские ученые сильны в одной – research (т. е. собственно науке), опыта же продажи разработок у них нет, считает Гетьман. При наличии сильной академической базы не хватает регуляторных механизмов, позволяющих закрепить за ученым права интеллектуальной собственности на его разработку, говорит управляющий директор Janssen в России Наира Адамян. Как следствие, в России долгое время не было «научных предпринимателей», заинтересованных в том, чтобы разрабатывать научную идею для дальнейшей ее коммерциализации, но именно предприниматели должны быть связующим звеном между научными учреждениями и бизнессообществом, отмечает она.

 

У российских компаний часто превалирует эмпирический подход к разработке вместо проектно-ориентированного, отмечает еще одну проблему директор по научной работе группы компаний Novartis в России Марина Атарщикова. Но академическая наука в первую очередь используется для создания фундаментального знания, публикаций и получения исследовательских грантов, а наука медицинских исследований (или разработки лекарств) используется в мультидисциплинарных проектах, цель которых – создать инновационный препарат, продолжает она. Научные подходы и традиции России и Запада нередко расходятся по приоритету задач, считает Петрович: то, что актуально в медицинской сфере для России, на Западе часто уже внедрено. Зачастую российские ученые недостаточно хорошо владеют иностранными языками, они не знают, что происходит в мире, и повторяют многие работы, в том числе те, от ведения которых уже отказались иностранцы, категоричен Гетьман.

 

Но и круг потенциальных партнеров – компаний, которые занимаются научноисследовательской деятельностью, в России ограничен, недостаточно развиты компетенции и регуляторные механизмы для превращения научных идей в разработки и далее в конкурентоспособные продукты, говорит Адамян.

 

На Западе в каждом крупном университете есть специальный департамент по трансферу технологий из академической науки в индустрию, в России же информация о разработках по большому счету закрыта, сказала Грановская. В России нет достаточного количества инновационных идей, а о тех, что существуют, нет грамотной открытой информации, говорил Гопка. Отсутствие четкого понимания, что в России есть и что надо фармкомпаниям, очень затрудняет диалог, добавляет Петрович.

 

Есть и более локальные проблемы. Например, частным исследовательским компаниям в России очень сложно получить разрешение на работу с наркотиками, а хороших животных для проведения доклинических исследований препаратов мало – разработчик лекарств «Химрар», например, возит их из Германии, говорил на Pharma Russia директор по трансляционным исследованиям «Химрара» Василий Казей.

 

Инвесторы опасаются вкладывать средства в сферу медицины и здравоохранения в России из-за недостаточного количества положительных примеров и успешных кейсов, сказал Гопка. На создание нового лекарства в среднем требуется около 12 лет и от $800 млн. до $2 млрд, причем чем позднее стадия, тем она дороже, передал Аджай Гаутам, исполнительный директор подразделения по сотрудничеству в области R&D на развивающихся рынках компании AstraZeneca. А инвесторов с длинными деньгами в стране не так уж много, признает Гопка.

 

В результате всего этого, чтобы набраться опыта, российские инвесторы вынуждены вступать в альянсы с западными коллегами и таким образом фактически покупать экспертизу: на какие разработки смотреть, как это делать и как продавать их стратегическим инвесторам, рассказывал Попов. Сотрудничество с Domain – это не столько инвестиции в американские компании, сколько возможность многократно ускорить выход препаратов и технологий на российский рынок, говорит Шпичко.

 

Иностранцы в России.

 

Пока многие отечественные инвесторы набираются опыта на Западе, иностранные компании присматриваются к российскому рынку. В последнее время ситуация в России меняется, считает Адамян: сейчас как грибы после дождя появляются научные предприниматели.

 

В этому году Janssen, «Химрар» и фонд «Сколково» подписали инвестиционное соглашение, по которому «Химрар венчурс» («дочка» «Химрара») и Janssen в ближайшие пять лет планируют на паритетных условиях вложить до $28 млн. в российские стартапы в сферах биотехнологий, фармацевтики и медицинской техники. Эти стартапы смогут получить поддержку «Сколково» и других заинтересованных сторон с паритетными вложениями до 100%, говорит Адамян. Несколько научных идей сейчас, по ее словам, находятся на стадии экспертной оценки. Сотрудничество выгодно обеим сторонам, считает Адамян: Janssen получает доступ к научным достижениям, а российские партнеры – знания и компетенции.

 

Россия – очень перспективный источник инноваций, верит Гаутам. В 2011 г. AstraZeneca запустила проект «Авангард знаний» – конкурс, направленный на поддержку перспективных разработок российских ученых в области химии, биологии, фармакологии и медицины, рассказывает Гаутам. В 2012 г. семеро победителей получили премии по 450 000 руб., возможность продолжить исследования при поддержке Российской венчурной компании, «Роснано», фонда «Сколково», Открытого университета «Сколково» и ученых самой AstraZeneca.

 

Novartis около 10–15% исследовательского бюджета (он составляет примерно $8 млрд. в год) тратит на проекты с внешними партнерами – научноисследовательскими институтами и биотехнологическими компаниями, в том числе в России, говорит Атарщикова. В прошлом году, рассказывает она, Novartis открыла в Москве исследовательский центр математического моделирования. Направления его проектов – участие в разработке новых лекарств на всех этапах: от поиска мишеней действия препаратов, их доклинических и клинических исследований до коммерциализации. Использование математических моделей – требование FDA (Федеральное управление по контролю над лекарствами США) и EMA (Европейское агентство по медицинским препаратам) для анализа фармакологических данных, требуемых для регистрации лекарственных средств, объясняет Атарщикова.